|
«ИА REGNUM» – regnum.ru 21.12.2019, 12:36
«Птицы» — пророческая антиутопия Аристофана
Великий древнегреческий комедиограф Аристофан родился в Афинах около 446 года до н. э. и умер там же примерно в 385 году до н.э. Уже при жизни он был признан величайшим мастером комедии. Если Гомера древние греки иногда называли просто «поэтом», то Аристофана называли «комиком», и всем было понятно, о каких именно «поэте» и «комике» идет речь.
Михаил Шемякин. Статуя Кибелы
Pbs.twimg.com
Свою комедию «Птицы» Аристофан написал около 414 года до н. э. В этот период Афины вели знаменитую Пелопоннесскую войну против Спарты, которую они проиграли в 404 году до н. э. После этого поражения Афины больше никогда не вернут себе прежнего влияния. Во многом именно войной против Спарты объясняется сугубо отрицательное отношение к ней Аристофана.
Аристофан
И хотя на момент написания «Птиц» Афины еще не проиграли войну, чуткий ум Аристофана уже улавливал в афинском воздухе запах будущего поражения и начало упадка. Будучи консерватором, он всеми силами пытался «законсервировать» славное прошлое Афин и боролся с новомодными тенденциями в культуре, угадывая в них что-то очень мерзопакостное. Надо сказать, в этом предчувствии Аристофан оказался во многом прав. Более того, он не только угадывал, но и размышлял на идеолого-политические и даже метафизические темы, достаточно подробно описывая негативные тенденции в своих комедиях. Именно в качестве политического мыслителя он меня тут и будет интересовать.
Кого-то может смутить внешняя несерьезность жанра, в котором работал Аристофан. Однако почему-то серьезность «Божественной комедии» Данте у нас не вызывает сомнений, не так ли? Когда мы, читая ее, вместе с Данте идем по Аду, — нам совсем не до смеха. А между тем сам Данте, изначально назвал свое произведение именно «Комедия» и объяснил это тем, что «комедия», в отличие от «трагедии», заканчивается для главного героя счастливо.
И если в ужасах и величии «Божественной комедии» мы с трудом и удивлением можем обнаружить собственно комедию, то у Аристофана, наоборот, за смехом и скабрезными шутками мы с не меньшим удивлением можем обнаружить ужас, величие и отнюдь не комедийные страсти.
Однако этому есть свое объяснение. Дело в том, что в те времена, когда еще не существовала литература в привычном для нас смысле слова, утопию или антиутопию лучше всего было писать именно в комедийном жанре. Трагедия для этого подходила мало, ибо для утопии и антиутопии нужен как бы закрытый, решенный, «хороший» финал, а не трагическая недосказанность. Одним словом, для выражения определенного рода содержания подходила больше комедия, нежели трагедия. А комедия Аристофана «Птицы» — это, безусловно, антиутопия, завернутая в комедийную оболочку.
Алексей Федорович Лосев
Антиутопия изображает общественное устройство, которое ее автор считает чудовищным и одновременно понимает, что опасность реального прихода такого мироустройства крайне высока, потому-то антиутопии обычно и пишутся. Чего и кого боялся Аристофан? Кого критиковал и за что выступал?
Чтобы до конца избавить Аристофана от подозрений в несерьезности и заодно выйти на суть и истоки города птиц — «Тучекукуевска», — я процитирую советского филолога, философа и крупнейшего знатока античности — Алексея Федоровича Лосева. В книге «Мифология греков и римлян» он обсуждает древнейшее религиозное течение — орфизм. Так вот, самым ранним доступным для нас текстом, в котором излагается космология и теогония орфизма, являются «Птицы» Аристофана. Лосев пишет:
«Орфизм — очень старое явление античной культуры. После всей работы, проделанной над ним в науке, можно с полной уверенностью сказать, что явление это никак не моложе Гомера, хотя, разумеется, оно имело свою длиннейшую историю; и те обрывки знаний, которые мы находим в обычных исторических руководствах на тему об орфиках, большею частью весьма позднего происхождения. Самый ранний текст — безусловно Аристофанов: комедия «Птицы» была поставлена на афинской сцене впервые в 414 г».
Гермонакс. Гибель Орфея. около 470–440 до н.э
А вот какой кусок из «Птиц» особо интересует Лосева:
Хаос, Ночь и Эреб — вот что было сперва, да еще только Тартара бездна.
Вовсе не было воздуха, неба, земли. В беспредельном Эребовом лоне
Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла. Но сменялись годами
Быстролетные годы, и вот из яйца появился Эрот сладострастный.
Он явился в сверкании крыл золотых, легконогому ветру подобный.
С черным Хаосом в Тартаре сблизился он, в беспредельной обители мрака,
И от этого мы появились на свет, первородное племя Эрота.
Все смешала Любовь. И уж только потом родились олимпийские боги.
Из различных смешений различных вещей появились и небо, и море,
И земля, и нетленное племя богов. Вот и видно, что птицы древнее
Олимпийских блаженных. А то, что Эрот был действительно пращуром нашим,
Доказать нам нетрудно — умеем летать и приходим на помощь влюбленным.
Так «комедийно» Аристофан выстраивает то, без чего в древности невозможно было построить абсолютно ничего, а город и подавно, — идентичность. Птичья идентичность ведет свою родословную от Эрота, который породил птиц из Хаоса. А эта родословная отсылает к реальному орфизму. Птицы же, которые в комедии так себя идентифицируют, строят нечто чудовищное — небесный город «Тучекукуевск».
Говорить на основании этого, что Аристофан прямо-таки воевал со всем орфизмом как таковым подряд, я не возьмусь. Орфизм — очень сложное явление, которое со временем впитало в себя многое, в том числе и культ великой матери Кибелы. Короче говоря, точно можно сказать только то, что Аристофан имеет в виду в качестве «зла» именно ту модификацию, которую он тут излагает. А в ней сказано очень многое… Вот как это комментирует Лосев:
«В этих фактах трудно указать что-нибудь такое, чего раньше (до IV в.) не было в мифологии и в философии (Ночь мы встречали у Мусея и у Эпименида, а Яйцо — у Эпименида, что, впрочем, могло быть орфическим влиянием). Однако пристальное вдумывание и вчитывание в эти древнейшие орфические тексты, кажется, довольно явственно обнаруживают тенденцию к смысловому оформлению тео-космогонического мифа. Особенно об этом говорят схолии к Аполлонию Родосскому, прямо связывающие орфизм с Эмпедоклом и Анаксагором, и очень четкие псевдо-Аристотелевы монистические тенденции».
То есть Лосев прямо называет конкретных представителей той традиции, к которой адресует Аристофан. А это, помимо Эпименида, Аполлония Родосского и Эмпедокла, —особо интересующий нас Анаксагор.
Анаксагор из Клазомен (ок. 500 до н. э. — 428 до н. э.) был основоположником афинской философской школы. Кроме того, он был учителем великого античного трагика Еврипида. А как относился к философии вообще и к трагедиям Еврипида Аристофан? Общеизвестно, что Еврипид и философия как таковая — одни из главных объектов нападок Аристофана. Философию Аристофан (правда, в лице Сократа, а не Анаксагора) высмеивает в комедии «Облака». В ней он, абсолютно неправомерно, приравнивает ее к софистике. Более того, считается даже, что в трагической смерти Сократа во многом был виновен Аристофан. Однако сам Сократ и его величайший ученик Платон считали чуть ли не главными врагами философии именно софистику. Но Аристофан, не разобравшись или не захотев разбираться, что к чему, сделал одну из типичнейших ошибок консерваторов-охранителей всех времен — во времена наступления зловещей новизны он без разбора стал проклинать новизну как таковую. А в такие времена спасает только новизна, которая противостоит надвигающемуся Хаосу. Старый же ветшающий миропорядок может только некоторое время удерживать Хаос, но не может от него спасти сам по себе. Эту-то «механику» процесса не понимают, или не хотят понимать, чуть ли не все консерваторы-охранители всех времен и народов.
Еврипид
В итоге Аристофан по факту начинает просто противопоставлять всему новому — старое. Еврипиду и философии он противопоставляет Гомера, Эсхила и Софокла. И более ничего знать не хочет. Кроме того, можно сказать «традиционно», под «консервативную руку» попадает и Прометей — олицетворение спасительной альтернативы падающей старой власти.
Однако, совершив эти типичные стратегические ошибки охранителей, которые всегда приводят их к краху, Аристофан точно описывает то, что приходит на смену той культуре, которая загнивает, если только кто-то или что-то не привнесет в нее «свежую кровь». Это описание не теряет актуальности и сегодня.
Упомянутые выше Лосевым представители «кибелического орфизма» (условно назовем его так), такие как Эпименид, Аполлоний Родосский и Эмпедокл, действительно, каждый по-своему, несомненно, имели отношение к темному матриархату. Эпименид был родом с Крита, где занимался экстатическими практиками в пещере знаменитой горы Ида, по имени которой Кибела еще называется Идейской матерью. В «Аргонавтике» Аполлония Родосского главные герои дружно молятся Кибеле и воздвигают ей храм. А Эмпедокл свой Золотой век называет веком Афродиты, за которой также без особого труда угадывается все та же темная сущность.
Хосе Де Рибера. Анаксагор. 1636
Все это Аристофан воспроизводит в своих «Птицах». В частности, жители «Тучекукуевска» произносят такую молитву:
Пану святому священные гимны поем,
Пляшем в честь Матери Горной — Кибелы.
То́-то-то́-то-то́-то-то́-то-тинкс.
Но такую «орфическо-кибелическую» идентичность птицы обрели не сами по себе. Им в этом помог бежавший из Афин главный герой комедии — Писфетер. При этом он использовал печально знакомые нам сегодня «технологии» воздействия на общество. Судите сами:
Писфетер:
Нет, я птицам давно уже молвить хочу многомощное, дюжее слово,
Чтоб сердца потрясти им. Мне больно за вас, я жалею об участи вашей.
Вы царями ведь были.
Предводитель хора:
Царями? Когда? И над кем мы царили?
Писфетер:
Отвечу:
Надо мною, над ним и над Зевсом самим, надо всем, что имеется в мире.
Вы древнее и старше, чем Зевс и чем Крон, вы древнее и старше титанов
И Земли.
Предводитель хора:
И Земли?
Писфетер:
Видит Феб, и Земли.
Предводитель хора:
Я и ведать об этом не ведал.
Михаил Шемякин. Статуя Кибелы
Pbs.twimg.com
Переводя этот диалог на современные печальные реалии, можно сказать, что Писфетер объясняет птицам, что они «выкопали Черное море», «жили еще во времена динозавров» и вообще являются «расой избранных». То есть уже Аристофан знал о, по сути, универсально фашистской «технологии» — замены подлинной истории того или иного народа или общности — суррогатом и фэнтези. Разумеется, в таком печальном положении птиц кто-то виновен! Этими виновниками оказываются… Нет, не «москали», а просто люди.
В итоге, уверовав в то, что они дети Эрота, который родил их от Хаоса, птицы начинают строить свое царство — «Тучекукуевск». Его основные черты тоже до боли нам что-то напоминают. В частности, либеральный фашизм:
Геракл
(принюхиваясь):
Что здесь за мясо?
Писфетер:
Птицы здесь, которые
Восстали против птиц демократических
И признаны виновными.
Сутью же этого царства, где поджаривают тех, кто восстает против «демократии», становится карнавальное выворачивание всего на изнанку:
Посетители театра, если кто-нибудь из вас
С нами жить привольно хочет, пусть идет скорее к нам.
Что, по вашему закону, безобразно и грешно,
То слывет у птиц прекрасным и у нас разрешено.
Иван Айвазовский. Хаос. Сотворение мира (фрагмент). 1841 г
Далее Аристофан говорит главное. Как только подобное царство будет создано, на этот карнавальный призыв «скорее к нам» люди бросят свою прежнюю жизнь и захотят к нему присоединиться. Слабеющая Афинская демократия не сможет выиграть «войну образов» с подобным «Тучекукуевском», а афинские граждане возмечтают стать «птицами»:
Так любят птиц они, что даже в песенках
У них всегда голубки есть и ласточки,
И журавли, и уточки, и лебеди,
И крылья иль по крайней мере перышки.
Вот как дела там обстоят. Одно скажу:
Они сюда повалят скоро толпами.
После того как все «повалят толпами», предав национальные государства, — установится «глобальный рейх», о котором предупреждал Аристофан. Да, собственно, нечто подобное уже происходило в истории. Об этом сейчас не любят говорить, но Гитлеру ведь начали присягать очень многие… И если бы не СССР, было бы все уже как в Аристофановом «Тучекукуевске». Но сегодня СССР нет, а очертания нового «Тучекукуевска» явно намечаются…
| 
