|
anlazz.livejournal.com 2023 - 04 - 05 17:49:00
Итак, как было сказано в прошлом посте «Преодолеть 1960 годы», 1960 годы были не только временем наивысшего расцвета нашей страны – да что там, цивилизации в целом – но и временем, когда «общество потеряло общество». Да, именно так: как раз в это время «социальный аспект» начал активно уходить из человеческого внимания. Причем – опять-таки – не только в СССР. Но о том, что было «не в СССР», надо будет говорить уже отдельно – поскольку там все крайне интересно. Тут же хочется обратить внимание на нашу страну.
А конкретно – на то, что именно вызвало подобный парадоксальный эффект. Поскольку могло показаться, что чего-чего, а «потери общественного» в стране, строящей социализм и активно стремящейся к коммунизму – а этот самый коммунизм в 1960 годы виделся «не за горами», до него казалось, надо подождать не более двух десятилетий – просто невозможно. Ведь тут и Партия, и Комсомол, и разного рода профсоюзы, и знаменитые советские коллективы – ну и прочее и прочее. И да: если в более близкие к нам периоды еще можно говорить о том, что «все это выродилось», что «те коммунисты – это не коммунисты» и т.д. – и это все будет правдой – то вот про 1960 годы сказать так невозможно. Потому, что в это время большая часть коммунистов были людьми, прошедшими через Войну, то есть, обвинять их в «вырождении» тяжело. (Да что там: даже сам Леонид Ильич был не просто на фронте – но на передовой.)
То есть, привычные объяснения – работающие, в общем-то, для тех же 1980 годов – тут оказываются непригодными. (Сказать, что «в 1960 годы люди стали «не те», нежели были в те же 1940, невозможно – как раз люди в данном случае были именно что те же. Физически те же.) Однако что же тогда? Почему же эти самые люди «внезапно» потеряли «общественное измерение» в своем миропонимании? На самом деле тут все довольно просто. И дело даже не в том, что как раз в 1960 годах произошла первая существенная смена поколений: во второй половине десятилетия в «большую жизнь» начали входить те, кто вырос, в общем-то, «спокойных» условиях. (Да, в раннем детстве эти люди могли застать «прелести войны» или, скажем, послевоенной разрухи – но, в общем, на их психике это мало отразилось.) Хотя и
это, конечно, очень важно.
Но еще важнее то, что 1960 годы стали для нашей страны первыми в ее истории «годами избыточности». Годами, когда не только исчезла навсегда угроза голода – разного рода «хрущевские эксперименты» приводили с перебоями по отдельным видам продукта, но не более того – но, вообще, угроза любых серьезных «провалов», начиная с военных. (Как уже было сказано, ракетно-ядерный щит позволил обезопасить страну от внешних нападений.) Но, разумеется, не только: «необычайная свобода» возникла практически везде. В том смысле, что теперь уже было очень трудно так «набедокурить», чтобы это вызвало реальные проблемы с производством. Это в 1930 годы тракторист, «запоровший» единственный в совхозе трактор, отбрасывал последний на уровень «прошлого века». Это в 1930 годы станки считали «по пальцам», и каждый из них стоил невероятные – для обычного человека – деньги. (В 1960, конечно, высокая цена осталась – но она перестала быть актуальной при избытках.) Металл, стройматериалы, разного рода электрокомпоненты – все перестало быть «наличествующим в притык», если не меньше. Бензин, дизтопливо, электроэнергия – все то, что еще десять лет назад выглядело жизненной необходимостью – теперь стало просто «фоном».
На этом фоне любые разговоры об «ответственности» стали выглядеть... ну, мягко сказать, устаревшими. «К людЯм надо относиться мягше, а на вопросы смотреть ширьше» – собственно, именно этой фразой из гайдаевского фильма можно обозначить главный принцип десятилетия. Понятно, что, что «мягше» – это не в смысле «порки» (как в указанном кино), а в смысле гораздо более «глубокого» принципа, господствовавшего в СССР, условно говоря, до 1957 года. Принципа «личной ответственности» («у любой ошибки есть должность, имя и фамилия»), который предполагал, что каждый человек должен все время думать о том, как его действия «аукнуться» в общем плане. Скажем, чем «обойдется» заваленный убор урожая, испорченное оборудование, рухнувшая из-за строительных ошибок стена и т.д. (Надо ли говорить, что «обходилось» это – в лучшем случае – «поездками на курорты Воркуты и Магадана».) Причем, чем выше должность – тем выше ответственность. (Рабочему могли и просто «выговор» влепить – а начальник садился лет на 10, а то и вообще, получал «высшую меру».)
Надо ли говорить о том, что такая жизнь мало кому нравилась. (В особенности начальству, конечно.) Поэтому как только «стало можно», эту систему начали сворачивать. (Равно как и многие другие системы «начальственной ответственности», вроде знаменитого «сталинского сокращения цен». Ведь для того, чтобы цены сокращались, руководители должны были буквально «обнюхивать» производства, искать малейшие причины «внеплановых» и плановых затрат – и думать об их уменьшении.) Именно этот момент и стал одним из «источников» той невероятной «прелести» 1960 годов, которая восхищает нас и сейчас. Смешно: но даже пресловутая «свобода высказываний» стала последствием именно этого: если слова ничего не значат – в смысле, если в ответ на критику начальнику не грозит слететь (в лучшем случае) со своего места – то «пусть говорят».
Кстати, в еще большей степени последний момент проявился в России 1990 годов. В том смысле, что обрушившийся тогда «вал свободы» был связан именно с этим «обесцениванием слов», с тем, что принцип «Васька слушает, да ест» стал тогда определяющим. (Уж как крыли Ельцина во всех возможных источниках – но он спокойно досидел до того момента, когда физически оказался просто не способным к работе. И только тогда «устал и ухожу».) Впрочем, об этом – понятное дело – надо говорить отдельно. Тут же – если вернуться к «нашим 1960-м» – можно только указать на то, что тогда до такого уровня, понятное дело, не доходило. (Хотя определенное «сворачивание свободы» во второй части десятилетия было связано именно с тем, что «эффект Васьки» стал слишком очевиден.)
Ну, а указанная ситуация – в свою очередь – и породила указанную «потерю общественного». В том смысле, что в подобном мире – в мире, где людям прощается многое (и это можно позволить) – на первые места начали, потихоньку, выходить те, кто выбирал в своей жизни стратегию «утилизаторства». То есть – «пожирания» общественного, превращения его в свой, личный «ресурс». Начиная с «тихих» несунов, лодырей и алкоголиков – которые работали мало, зато отдыхали хорошо – и заканчивая всевозможными карьеристами, забирающимися на самые высокие места. (Если кто читал биографии Горбачева или, скажем, Ельцина, то понимает: про что это.) Эти люди, были, в общем-то, неплохими с «человеческой точки зрения», да и работали, в общем-то, неплохо: ну, бывает, «ошибались», но кто же не ошибается – однако для социума это была катастрофа. И, что самое неприятное, решение этой проблемы найти было невозможно: возвращения «тени Сталина» с его жесткой связью между общественной пользой и личным положением, ни хотел никто.
Это потом уже, во второй половине 1970 годов, ситуация несколько переменилась: видя то, как ведут себя эти «утилизаторы», многие начинали задумываться о том, так ли не прав был Иосиф Виссарионович. (Появились известные портреты на автомобилях, в обиход вошла фраза «Сталина на вас нет», ну и т.д.) Тогда же, в 1960 годах, казалось, что «вернуться к этому невозможно». Ну и разумеется, искались иные пути решения. Начиная с «технических» – ОГАС, но не только, вообще, насыщение производства техникой рассматривалось, как способ компенсировать снижение уровня ответственности персонала. И заканчивая «культурными», «нравственными»: в людях пытались «разбудить нравственное начало» для того, чтобы оно смогло блокировать «утилизаторские мысли». Это «разбуждение» реализовалось по нескольким направлениям: скажем, «консервативным» – те же «деревенщики», квазирелигиозным (которое в будущем переросло в религиозное), «коммунарским» (то же коммунарское движение и прочие «комиссары в пыльных шлемах», недаром в это время снимали столько фильмов про Гражданскую войну), а так же связанным с ним «военным» (с отсылкой к периоду ВОВ), ну и т.д.
Но все это было бессмысленно: и «физики» – с их верой в технический прогресс – и «лирики» с их поиском «нового» человека в конечном итоге проиграли «утилизаторам» с продуктовых баз и прочих мест «серой экономики». И уже в следующие десять лет они – физики/лирики – начали активно сдавать позиции, переходя на сторону пресловутых «нужных людей». Пока – во второй половине 1980 годов – окончательно не оказались на их стороне. (Несмотря на то, что эти «нужники» открыто считали «героев 1960 годов» лохами, нужными только для того, чтобы жить за их счет.) Но понятно, что это будет уже совершенно иная история.
Тут же, завершая сказанное выше, можно только еще раз напомнить, что данный момент выступает прекрасной иллюстрацией диалектичности нашей реальности. В которой именно победы, наилучшее и наивысшее состояние чего-либо и порождают самые большие проблемы – вплоть до фатальных. Собственно, это основной момент т.н. «теории инферно» – созданной в свое время И.А.Ефремовым, кстати, именно «на материале» 1960 годов: роман «Час Быка», где данная теория вводится, писался в 1966-68 годах. Но именно это – то есть, знание указанной закономерности – позволяет прервать данный «порочный круг». Однако о последнем так же надо писать уже отдельно...
|
