Со вчерашнего дня вступил в силу закон о блогерах.
На них, блогеров, наложили ряд ограничений. Отныне:
- Им нельзя публиковать материалы, содержащие государственную тайну, порнографию, "культ насилия и жестокости".
- Они обязаны проверять достоверность информации до публикации и незамедлительно удалять уже размещенную недостоверную информацию.
- Им нельзя распространять информацию о частной жизни граждан.
- Им надо соблюдать закон о референдуме и выборах.
- Им надо соблюдать права и законные интересы граждан и организаций, в том числе честь, достоинство и деловую репутацию граждан, деловую репутацию организаций.
- Они обязаны соблюдать требования законодательства Российской Федерации, регулирующие порядок распространения массовой информации.
Это означает, что порядка будет гораздо больше, все будет честнее (оболгал – отвечай) и, главное, эти меры один из самых серьезных шагов к тому, чтобы покончить с анонимностью в интернете, с собачьими и уголовными кличками и дикими мордами на юзерпиках. Если человек честен, он не станет прятаться, если он отвечает за то, что говорит ему нет смысла возмущаться законом, если он нормальный и вменяемый, он не станет себя называть «Другим» или, тем более, «Долб…ом».
Это, безусловно, тяжелый удар по всем диванным революционерам, сражающихся за правду с перерывами на обед и выходными и решительно бросающих в своих врагов самое дорогое - смузи и кофе-латте.
Однако еще хуже другое. Теперь им нельзя материться.
Это катастрофа. И сейчас за мат они пойдут ломить стеною, ибо у них ничего другого нет и не было. Теперь они не смогут говорить. Будут сплошные «ээээ»… «нуууу» и отточия. Это катастрофа для Гельмана, продавшегося за полмиллиона Быкова-Зильбертруда, его дитяти, ресторанного вышибалы Прилепина, для всех порнографов и графоманов, имя коим легион. Посмотрите т.н. «литературные премии» типа «Большой книги», «Нацбеста» - они все там. Теперь, лишившись мата, онемеет «современное искусство», почти заглохнет «современный театр», еле-еле будет теплиться душа в черном теле подзаборной «современной литературы».
Почему любое наступление на мат это для них катастрофа? Напомним, что в 1990-е для рванувшихся в культуру озабоченных переростков и маргиналов всех мастей мат был «синонимом освобождения». Об этом много и со знанием дела (мата) писал пародист Зильбертруд. Освобождения, прежде всего, от культуры и норм, что хорошо видно по современной оппозиции и вообще либералам. От советского менталитета, штампованного тоталитарного сознания освободиться им так и не удалось (почитайте типично советские агитки Зильбертруда, Латыниной, Шендеровича – имя им легион), но от культуры, норм, совести освободились быстро и безболезненно.
В чем заключалось это освобождение? Всего лишь в том, что раньше писали матом на заборах – теперь в Интернете, книгах и газетах с той лишь разницей, что на заборах под известными трехчленными формулами не принято было ставить подписи, а теперь они не стеснялись подписываться под матерными стишками. Мат стал мерилом прогрессивности, современности, актуальности. «Русская матерная картина получила приз на Римском фестивале», - восторгался в одном из журналов «критик» очередным творением Серебренникова. «Почти нет мата в новой книге Сорокина», - вздыхал в другом журнале еще один знаток заборной лексики. Шоумен Швыдкой организовал передачу «Без мата нет русского языка». Тот самый Зильбертруд, который разговаривать без мата в обычной жизни не умеет, судился за право материться, отстоял это право и гордится этим до сих пор. Он же оболгал и оклеветал выдающегося ученого, академика Д.С.Лихачева только потому, что академик выступал против тех, кто «даже в художественных целях пользуется матом». Мат полился с театральных сцен (МХАТ самый яркий пример), «композитор» Десятников публично сожалел в одном из интервью, что нет звуков, способных передать мат. В защиту мата активно выступали «куратор» Ерофеев с братом своим и, конечно же, Гельман, у которого на мате построено вообще все опекаемое им «искусство». Когда им робко возражали, они говорили прямо, как некий Пирогов в «Независимой газете»: «Пресловутые basic values являются последним прибежищем идиотов» и сворой травили несогласных с ними.
Почему они так защищали и защищают мат? Не потому, что это «язык народа» - плевали они на народ, он для них «козлы» (фашист Лимонов), «быдло» (друг Лимонова Быков), «анчоусы» (подруга Быкова Лытынина). Дело в том, что кроме мата им просто нечего было предъявить обществу. Хотелось материться и не хотелось за это отвечать. А для решения этой задачи лучше всего поместить любую пакость в «культурное поле» и все, обременить ее несвойственными смыслами и оттенками. Какое-то время это срабатывало, многим наивным людям казалось, что за этим матом со страниц или со сцены что-то есть, что он как-то оправдан, что это и правда смело и свежо. Но вот прошло почти 20 лет, а они все матерятся и матерятся, а им все чаще задают вопросы: « а кроме мата что-то еще будет или это все?» А ничего нет и быть не может. Ни текстов, ни живописи, ни спектаклей. Ничего. Поэтому они стараются этих вопросов не замечать, ибо, лишившись своего права материться, они сразу лишатся кличек «журналист», «писатель», «режиссер», которые они себе сами и присвоили и умрут под забором, ибо лузеры даже Госдепу не нужны.
Сегодня мы наблюдаем процесс бесславного окончания их «свободы». И виноваты в деградации этого замечательного понятия, в превращении его в синоним непристойности и распущенности не депутаты и не Путин. Не некие обскуранты, ханжи, консерваторы, мракобесы (то есть поборники культуры). Виноваты они сами. Об этом несколько лет назад писал С.Рассадин: «В самом начале нашей перестройки прочитал, навсегда запомнив, строгое назидание четы американских славистов (ведь в ту пору считалось, что они умнее нас, ибо — свободнее): «До тех пор, пока повсеместно в магистральных журналах табу на мат не будет последовательно преодолено, повседневная жизнь во всей ее сложности будет по-прежнему подвергаться лакировке. Табу это можно будет считать сломлено окончательно лишь с публикацией в СССР полуавтобиографического романа Лимонова «Это я — Эдичка!»…» Преодолели — и как! Так что лимоновское сквернословие — словно фольклор младшеклассников. И что, свободнее стали? Первая волна постсоветской «свободной» словесности — в том числе далеко, далеко не худшей — аж захлебнулась, прошу прощения, спермой. (Стоит отметить, что отчаянный самиздат позднесоветской поры, чьи авторы готовились стать лагерниками или вынужденными эмигрантами, был, как правило, целомудрен. Другие заботы, что ли, владели, а не раскрепостившееся либидо?) А тут… Именно «это», как выражался сдержанный Хемингуэй (не потому ли, что был истинно чувствен?), показалось — не всем — наипервейшим аналогом освобождения… Мат или однообразные физиологизмы, без преград допускаемые в словесность, мало-помалу подменили, пожрали саму идею свободы. Раскрепощенности. Выматерился — как высморкался. Совершил акт словесного, скажем, эксгибиционизма — готово, доказал, что свободен». (Рассадин С. С приветом из Копенгагена // Новая газета. 2009. 10 августа).
Не менее точен был и В.Непомнящий: «Тоталитарная система была нашей благодетельницей. Все грехи и недостатки можно было списать на нее, нас самих из-за нее не было видно: сплошное "угнетение". А свобода - вещь страшная, безжалостная вещь. Она раздевает нас - и оставляет у всех на виду, какие есть, голенькими. И выходит - один срам. Идет срамная "культура" - и она не выносит соседства настоящей культуры, стремится, мародерски ее обобрав, да еще огадив, уравнять с собою, а еще лучше - осмеять и тем самым поставить ниже себя. Опять свобода раба: свобода напакостить на рояль или выкинуть его из окна, страстное желание стереть грань между высоким и подлым… Появились учителя, они учат нас этой свободе разрушения. Но я думаю, что в России это не пройдет. Не такая - при всей порче - наша порода. Так долго продолжаться не может, однажды настанет момент, когда Бог, по милосердию Своему, даст нам с вами увидеть ясно, в какую бездну позора и унижения уставились мы зачарованным взглядом,- и мы с вами задохнемся и взревем от ужаса и стыда, и всю эту отраву извергнем и изблюем, и снова станем самими собою. Не могу не верить, что в России так будет рано или поздно. Слишком уж многое в судьбах мира от этого зависит. Вот только детей жалко». (В.Непомнящий. С веселым призраком свободы. "Тексты, справочники и документы [Pagez.ru]" [1] )
Вот и изблевываем. Наконец-то восстанавливаем подлинную свободу. Свободного чистого правильного слова. Свободу языка и личности. И закон нам поможет.
Ссылки
|