Я стала студенткой МГУ в 1958 году. До этого я год посещала курсы подготовки на химфак, то есть вдыхала все химические ароматы, мечтая о поступлении. Курсы у нас вели преподаватели университета, и среди них был один аспирант. Народ на курсах подобрался симпатичный, весёлый. Мы очень сдружились и в конце года очень переживали за тех, кто не набрал нужных баллов. Ещё пока мы были абитуриентами, нас радовала возможность ходить по аудиториям факультета, заходить в лаборатории, заглядывать в библиотеку. Мы уже наполовину чувствовали себя студентами, хотя в душе жил страх: а вдруг не пройдём.
Весной, когда экзамены были позади, мы отпраздновали своё поступление и счастливые ушли на каникулы до 1 сентября.
Каждая мелочь в первый год студенчества имела для нас значение. Вот нам дали студенческий билет, зачётную книжку. Билет даёт право брать университетскую литературу на дом, чтобы работать с ней скрупулёзно. Он же – пропуск в читальный зал, как факультета, так и любой библиотеки университета. Нам нравилась Большая химическая аудитория, где нам читали лекции по неорганической химии. Она поднималась амфитеатром с первого до второго этажа. С любого места на ней всё было видно и слышно, особенно ещё и потому, что огромная вращающаяся доска у кафедры могла поднять любую запись под потолок. Рядом с кафедрой стоял вытяжной шкаф, устроенный так, чтобы сквозь него всё и всем было видно, когда лектор показывал опыты. Столы не были новыми, но никаких надписей типа «Катя + Петя= любовь», как бывало кое-где в школьных классах, не было. В коридоре висело расписание учебных пар на полугодие.
В лабораториях царила серьёзная сосредоточенная тишина, как в каком-нибудь академическом институте. Сколько часов мы в них провели, каких только «открытий» не делали. Как радовались, когда опыты проходили удачно!
А в главном здании МГУ кроме учебных аудиторий был замечательный клуб. Каких только кружков в нём не было! Мы с подружкой проверили, кажется, все - от кино операторского кружка, который вёл настоящий кино оператор с Мосфильма до оперной студии, в хоре которой пели преподаватели и студенты всех факультетов. А из нашего химического факультета в опере «Евгений Онегин» пел главную партию прекрасным баритоном инженер по технике безопасности! Мы купались в счастье от того , что мы - студенты МГУ!
Когда через много лет после окончания университета, я уже работала в школе , и меня неоднократно посылали на переподготовку в МГУ на семинары для учителей, я каждый раз радовалась встрече с юностью, готова была погладить столы в Большой химической аудитории, куда нас собирали. Так ярко и приятно прошли наши студенческие годы.
А сколько раз нам, учителям советской школы рассказывала о Ленине Ольга Дмитриевна Ульянова и как рассказывала! Это не было скучно, потому, что она находила каждый раз какие-то новые краски для своих воспоминаний. Ольга Дмитриевна работала на кафедре физической химии, и когда мы были на третьем курсе, то у неё учились. Племянница Ильича была скромный, обаятельный человек с приятным юмором.
После развала СССР меня опять отправили на семинар учителей уже от интерната, где я работала в 2000х годах.
Так много лет я не приходила в свою «родную обитель», что даже волновалась, подходя к зданию химфака. У дверей не было никаких охранников, что меня удивило, даже в советские времена надо было предъявить студенческий билет, чтобы пройти. А сейчас, когда в каждой школе охранники у дверей, здесь иди себе, неси взрывчатку, или выноси взрывчатку из лабораторий, никому нет дела. В раздевалке опять чудеса, её никто не охраняет. У меня куртка была скромная, но и её мне не хотелось потерять. Однако идти в ней наверх, в аудиторию я постеснялась, разделась. В коридоре бросились в глаза «росписи» на стенах разными фломастерами, сделанные каким-то обормотом, которые меня покоробили. Их почему-то никто не стёр. Вероятно, уборщиц тоже не стало. В Большой химической аудитории часть столов была изломана, часть исписана непристойными словами, будто я попала не в высшее учебное заведение, а в общественный туалет. После семинара я пошла посмотреть, что делается в маленьких помещениях, где у нас проходили прежде регулярные занятия по разным предметам.
Кое- где были разбиты окна, столы изрезаны бог знает чем, а в одной комнате на доске крупно мелом было написано слово из трёх букв. В лаборатории я уже не пошла, так меня расстроил вид любимого мной химфака. В таких аудиториях нельзя думать о высокой науке! И не удивительно, что теперь учиться приходят всё больше абитуриентов, заплатив за поступление, а не на основе умственных возможностей. Получить диплом, оплатив его, не учась толком , можно и в осквернённых аудиториях.
Ханутина
|