Источник www.gazeta.ru
— 30.10.2012 — Предметный разговор
Президент фонда «Город без наркотиков» Евгений Ройзман рассказал «Газете.Ru» о борьбе за популярность в регионе с новым губернатором Свердловской области Евгением Куйвашевым. О том, почему отнимают помещение у фонда и как прослушивают телефон самого Ройзмана. А также о политических перспективах новой партии Прохорова и о том, что наркоманам нельзя идти навстречу.
М.Ц. Здравствуйте. Это «Предметный разговор». Меня зовут Мария Цыбульская. Сегодня в студии Газеты.ru президент фонда «Город без наркотиков» Евгений Ройзман. Добрый день.
Е.Р. Здравствуйте, Маша. Давайте, вы меня можете называть на «ты». А я по ситуации.
М.Ц. Отлично. Ты меня тоже можешь называть на «ты». Замечательно, договорились.
Е.Р. Договорились.
М.Ц. Ну, собственно, мы пригласили тебя, потому что хочется поговорить про вчерашнюю новость, что «Город без наркотиков» может остаться без своего дома, без своего офиса, который вы занимаете с 1999-го года. И твоя версия происходящего — не то, что Мишарин как-то неправильно, предыдущий губернатор, оформил документы на безвозмездное пользование, а ваши, я имею в виду фонда, сложные отношения с новым губернатором.
Е.Р. Маша, объясняю, и для всех добрых людей сразу. То, что нам передали здание в безвозмездное пользование, это прямо было задекларировано как признание заслуг фонда, уважение и признание заслуг фонда. Мы в этом здании действительно тринадцать лет, фонд все знают. И у нас там и базы данных, и родители собираются, и люди идут. Каждый день идут люди, и все знают это помещение. Этот договор между правительством Свердловской области и… между министерством госимущества и фондом «Город без наркотиков» прошел юридическую государственную экспертизу, был зарегистрирован в Государственной регпалате государственным нотариусом. То есть, там идиотов нет. Все, это был известный совершенно акт, который одобрили все, и губернатор. Ну, заслужил уважение, потому что это был поступок, на самом деле. А у нас освободилось порядка ста тысяч рублей в месяц, и мы на эти деньги создали, мощный очень проект подняли «Страна без наркотиков». У нас там сидит четыре человека, координаторы, день и ночь. Телефон 8—953—0000—953. Адреса торговцев наркотиками, сообщайте сайты, с которых торгуют наркотиками. Если, не дай Бог, где-то сотрудники полиции «крышуют» наркоторговлю, просто сбрасывайте информацию, мы все отработаем и разберемся.
М.Ц. Так, импровизированный митинг, давай прекратим.
Е.Р. Не-не-не, все-все.
М.Ц. Давай про политику лучше. Почему тебе кажется, что решение разобраться в этой истории политическое?
Е.Р. Мне не кажется. Губернатора окружает куча холуев. Он человек приезжий, назначенец. Между назначенцем и избранным губернатором разница огромная. Когда у фонда начались проблемы, любой избранный встал бы рядом. Потому что он отчитывается не перед хозяином, он отчитывается перед населением, перед людьми, которые за него голосовали.
М.Ц. Конкретнее.
Е.Р. У назначенца ситуация совершенно другая: он отчитывается только перед хозяином. С губернатором у нас изначально конфликта не было, но его окружает куча холуев. И холуи ему преподносят так. Холуи зарабатывают деньги на любом противостоянии, на любой войне.
М.Ц. Давай по именам.
Е.Р. Первый из холуев — это Богоряков, с которого все и начиналось. Ну, это ладно, что там, нашим читателям неинтересно, вашим тоже.
М.Ц. Слушай, подожди, нет, я просто не понимаю, что у вас произошло, то есть, какие у вас разборки с губернатором и с его холуями?
Е.Р. Произошло следующее: пришел губернатор. У нас разборок нет. Мы работаем каждый день, и делаем свое дело. Начинается ситуация: фонд начинают громить. У нас была история: девчонка-реабилитантка умерла от менингита. Попытались эту историю подать так, что, ну, есть вина какая-то фонда. Начались проверки. Начались проверки, обыска — ну, просто разгром. В это время оттопыривается губернатор, выходит, вместо того, чтобы стать рядом и поддержать, выходит губернатор и говорит: мы сделаем свою организацию, она будет называться там, ну, «Вселенная без наркотиков», мы вылечим без наручников.
М.Ц. Да пусть вылечит.
Е.Р. На здоровье. У него не стоит задача никого лечить. У него стоит задача просто отнять флаг и им помахать. А потом он этот флаг бросит за ненадобностью. Мы-то здесь родились и выросли, мы работаем. Это наш город, и наша задача — это делать. Все, оттопырился губернатор. С чего вдруг?
М.Ц. Сделали они свой фонд?
Е.Р. Ни хрена. А что они могут сделать-то? Это же «Единая Россия». «Единая Россия» все, к чему прикасается, превращается в говно. Это знают все. И в данном случае это не исключение. Всё. Ну, мы себе работаем и работаем. Но все губернаторские СМИ просто нас «мочат», обзываются, шельмуют, — им за это платят деньги. А потом я встречаюсь, разговариваю с одним из холуев. Я говорю: слышишь, а чего губернатор-то так себя ведет? Он мне говорит: представляешь, губернатору приносят распечатки твоих телефонных переговоров, он читает, а ты что-то о нем нелицеприятно отозвался — и он обиделся. Я говорю: ни хрена себе, губернатор прослушивает мои телефонные переговоры и обижается на меня, что я что-то нелицеприятно о нем сказал. Он говорит: а чего, все же слушают. Я не могу себе представить Росселя, избранного губернатора, который бы читал сводки чужих телефонных переговоров. У нас в области у людей уже стало по нескольку телефонов, телефоны убирают далеко, стараются не говорить по телефону. У нас это стало в порядке вещей. У нас не было такого никогда.
М.Ц. Тебе действительно кажется, что эта история про «Город без наркотиков»? Потому что мне кажется, что это история про популярность. Если бы были сейчас выборы, то ты бы любого назначенца просто выкинул из города сразу.
Е.Р. Маша, на самом деле, к сожалению, ты права. Они не понимают, на чем эта популярность держится. Популярность держится на работе. Ее другими способами не добиться. Это можно только изо дня в день, работая, вот так вот глядя людям в глаза. По-другому не бывает популярность. Они думают, что они захватили телевидение, захватили СМИ — и они сейчас будут популярны, их будут любить. Может, будут на какой-то момент популярными. Любовь так не завоевывается, любовь может завоевываться только поступками, действиями и работой. Но им это не приходит в голову, они пришли не работать. Понятно, что рейтинги опубликовали — у меня там в разы выше рейтинги, чем у действующего губернатора. Он меня воспринимает как основного политического конкурента — и всеми способами… А еще, представляешь чего, холуи каждый день что-нибудь подзуживают: а он то-то написал, а он то-то. А у меня нет другого оружия, я могу только видеть, что происходит, и писать, что происходит. Никто мне не запретит говорить то, что я думаю.
М.Ц. Так, хорошо. Ну, а баллотироваться, например, если будут выборы губернаторские, ты собираешься?
Е.Р. Я не хочу, я просто не хочу, у меня есть чем заняться. Но… дойдет до дела, вот такая ситуация будет, сейчас объявят прямые выборы губернатора, если они у нас будут, прямые выборы губернатора, то я не знаю, я не уверен, что я буду отсиживаться. Но если я пойду — я их выиграю, и это все понимают. То есть, они поставили, был один назначенец, он как-то мог…
М.Ц. Что ты будешь делать, если ты выиграешь выборы?
Е.Р. Если я что-то выиграю, то я буду работать. Я это показывал уже, когда был депутатом Государственной Думы. Я начинал работать — и работал. И поэтому ко мне и к фонду доброе отношение, люди уважают. Ну, не обманешь ты людей, ты можешь авторитет завоевать только работой.
М.Ц. Хорошо. Но на стороне тех, кто против тебя работает, всегда такая пограничная законность методов, которые фонд применяет для лечения наркоманов. То есть, все еще непонятен там вопрос юридический с незаконным лишением свободы людей, которые лечатся. Может быть, как-то методы поменять, обезопаситься?
Е.Р. Маш, смотри, когда у нас все началось… Тебе довелось когда-нибудь спасать утопающих?
М.Ц. Нет.
Е.Р. Ну, ты если хочешь вытащить утопающего, ты его будешь тащить за волосы. Никто ничего другого не придумал. По реабилитации наркозависимых, если ты работаешь по-честному на результат, в первую очередь — закрытое помещение, а во вторую очередь это должна быть зона, свободная от наркотиков. Государственная наркология этого не дает. И все понимают, не просто же так идут люди каждый день и говорят: спасите, помогите, сделайте хоть что-нибудь. Мы делаем.
М.Ц. Я сразу перебью, мне просто интересно. Ты был в Госдуме, ты лоббировал там законопроекты, ужесточающие ответственность для наркоторговцев, и в том числе возвращающие принудительное лечение от наркомании и алкоголизма, которые в Советском Союзе были. Какие были аргументы против у властей?
Е.Р. Да, я два года разрабатывал закон о принудительном лечении. Аргументы против — они вслух не озвучиваются. Против — что взвоют правозащитники. Я говорю: послушайте минуточку, во всех без исключения цивилизованных странах существует принудительное лечение, во всех без исключения, и таким способом все страны выходили из состояния наркокатастрофы, если попадали. На одном конце создают мощное полицейское давление. Выглядит оно следующим образом: активизируют работу против наркоторговцев и вводят уголовную ответственность за употребление. Создают мощное полицейское давление, эти начинают метаться, деться некуда. А на другом конце открывают широкие ворота в медико-социальную реабилитацию. Аргумент такой: попадают с небольшим весом, ну, с небольшим преступлением, связанным с наркотиками, ему говорят: хочешь — иди в тюрьму, а хочешь — иди лечись. И идут лечиться, и все получается. Ну, это типа практики наркосудов в Америке.
М.Ц. Это по решению суда, да?
Е.Р. Да, только по решению суда. Причем, людей, субъектов не так много, которые могут инициировать судебное разбирательство. Это правоохранительные органы, это родственники, обязательно, ну, и сам наркозависимый. То есть, не так много. Решение суда. Причем, сначала амбулаторное. А если не выдерживает амбулаторный режим, то все, в закрытом помещении. Очень тяжело идет, нет сейчас этого закона. Это необходимо разрабатывать. Потому что когда один глава Госнаркоконтроля говорит два с половиной миллиона наркозависимых, другой говорит шесть миллионов, то становится понятно, что подлинную цифру не знает никто. Но только за 2010-й год, сейчас вслушайтесь в эту цифру, 126 тысяч человек погибло от употребления наркотиков. Ну, за время Афганской войны, за десять лет погибло 13 тысяч.
М.Ц. Это от передозировки?
Е.Р. Часть от передозировки. Но там куча сопутствующих: там ВИЧ, СПИД, туберкулез, — там все, что угодно. Сепсисы разные, ампутации. 126 тысяч только за 2010-й год. Поэтому делать что-то надо, просто вымирает молодое поколение. Есть же города — там в армию некого призывать. Вот, ну, я этим занимался.
М.Ц. Хорошо. А социальная среда? Есть люди… То есть, можно забрать человека, продержать его год, пролечить. Но он возвращается в свой депрессивный регион…
Е.Р. Реабилитация — это очень тонкий механизм. Пока он у тебя находится год, ты его знаешь. Ты смотришь, какую дать работу, что сделать. Ты смотришь, куда он поедет, договариваешься с родителями. Делаешь так, чтобы за то время, пока он находится у нас, за это время чтобы вышибить все точки в этом районе, чтобы он отдал всех своих барыг. Ну, то есть, это очень сложный механизм. Бывает, и возвращаются. Бывает, с первого раза получается. По-разному. Но это надо работать, это очень тяжелая ежедневная напряженная работа. Но смотрите, когда мне что-то пытаются сказать: вот, там методы, не методы, я говорю: послушайте меня, вот я вам сейчас могу показать, сейчас просто по одному звонку скажу, что оперативка внеочередная, — соберется 30 человек, бОльшая часть из которых по десять, по двенадцать лет не колется. Давайте, попробуйте, покажите мне кто-нибудь больше. А если вы мне дадите сутки — я просто обзвоню там реабилитантов, еще кого-то, тех, кто сейчас есть, порядка трехсот человек, обзвоню — и еще пятьсот человек соберется. Ну, найдите мне кого-то, кто покажет больше.
М.Ц. Что ты будешь делать, если фонд закроют?
Е.Р. Что я буду — да ничего не буду. Фонд можно закрыть одним способом. Пока я есть — фонд будет. Единственное, что меня беспокоит, что они тоже это понимают. Никто им фонд не отдаст. Пока фонд эффективный, пока фонд в ежедневном режиме ведет операции против наркоторговцев, пока фонд спасает людей…
М.Ц. Фонд Егора Бычкова, аналогичный, в Нижнем Тагиле, был закрыт после того, как завели на все уголовное дело.
Е.Р. Но… Егора удалось отстоять. И надо, конечно, спасибо отдать Медведеву, в какой-то момент включился Медведев, передавил прокуратуру местную — и, в конце концов, Егора они отдали. Но Егор, как только отошел от этой работы, мы договорились, мы вошли в Тагил, мы там работаем, нас ОВЗ поддерживает. И у нас там по Тагилу уже больше двухсот операций, и оттуда съезжают наркоторговцы. Мы принципиально, раз Егор не стал, мы зашли сами, работаем там двумя экипажами постоянно. Мы работаем.
М.Ц. Хорошо. Смотри, мы опять возвращаемся в политику, и опять говорим о том, что в твоей борьбе политическая история очень важна. Ты был представителем Прохорова во время дебатов на президентских выборах. И сейчас, насколько я понимаю, ты входишь в его партию новую, которую он сейчас создал. Расскажи, какие перспективы политические у этой истории, собираешь ты это использовать для своей борьбы, и так далее.
Е.Р. Да нет, я и фонд для политики не использую, и политику стараюсь для фонда не использовать, — это две разные вещи. Единственное, что должен сказать Михаилу. Я его знаю, он мой товарищ, и у нас были с ним ситуации, где он себя вел более чем достойно.
М.Ц. Он фонд поддерживает?
Е.Р. Он и меня поддерживает, и фонд поддерживает. И, я думаю, что если я к нему с чем-то обращусь, он всегда поможет. А иногда и не надо обращаться, он видит ситуацию сам. И многие ставят в вину, что вот, прошли президентские выборы, а потом Михаила было не видно. Мы с ним разговаривали об этом, он говорит: понимаешь, я могу начать двигаться, только когда у меня будет понимание ситуации; я могу начать двигаться, но мне надо понимать, куда двигаться. И вот здесь для меня совершенно ясно, как он думает. Я точно так же думаю: пока нет понимания, куда двигаться.
М.Ц. Скажи, и куда вы вместе двигаетесь? Вот съезд прошел на днях.
Е.Р. А все, сейчас прошел съезд «Гражданской платформы». Очень много достойных людей. Сделали федеральный гражданский комитет. Это люди, которые, возможно, вообще не будут вступать в партию, которые далеки от политики, но они, каждый на своем месте, что-то делают. Ну, в частности, там много людей, я вам скажу только, доктор Лиза знаменитая, я представляю фонд «Город без наркотиков», — это люди, чья деятельность вне каких-то политических рамок.
М.Ц. Зачем вам Прохоров? Зачем вам политика?
Е.Р. Прохоров? Смотрите, я четыре года… Вот я ушел когда из Думы, в 2007-м году, я четыре года никуда не заходил, ничего не делал. Просто работал по фонду, работал и работал. Не хватает ресурса. Допустим, вот эта вот ситуация по кодеиносодержащим, — у меня на нее ушло несколько лет. Я рубился во все двери. Я делал брошюры, такие, которые «взрывают мозг». Брошюры делал: «Русские убивают русских». По «крокодилу», по кодеиносодержащим. Ваш, кстати, Рома работал у нас, делали эти материалы. Это то, от чего у нормального человека мозги в трубочку сворачиваются. Но мне не хватало ресурса это продавить. Или сейчас по этим синтетическим наркотикам из Китая. Это надо решать на государственном уровне, на уровне Государственной Думы, пытаться дипломатическими путями решать. Мне не хватает ресурса, мне этот ресурс необходим. Я один из немногих людей в России, вот в своей теме по борьбе с наркотиками, кто понимает, что нужно делать. Потому что у меня есть опыт. Я собирал сравнительное законодательство, я работал на законодательном уровне, и каждый день работаю «на земле». Я понимаю, что нужно делать. Мне не хватает ресурса. И мы, когда Михаил мне первое предложение сделал, пойти еще тогда по «Правому делу», еще не было «Гражданской платформы», я говорю: Миша, в случае прохождения… Он говорит: в случае прохождения зона твоей ответственности — это борьба с наркотиками на федеральном уровне. Для мне это все понятно.
М.Ц. Почему ты до сих пор веришь в том, что у него есть какие-то политические перспективы, после того как он, на мой взгляд, растратил кредит доверия своих избирателей?
Е.Р. Слушай, вот все, что он сказал, он пошел на президентские выборы — выступил достойно. Он сказал, что он будет делать партию, — он сделал. Он всем сказал, что партия, сама по себе, не ценность, партия — это инструмент. Партия — это возможность для всех добрых людей участвовать в политической жизни. Возможность для всех достойных людей зайти в политику. Он к этому так и относится. Он как сказал — так и сделал. То, что он держал паузу, — я понимаю, почему он держал паузу. Потому что должна появиться какая-то ясность. Все, появилось какое-то направление — выстрелил.
М.Ц. Так что изменилось-то?
Е.Р. Что? Все, собрались с силами, объявили, собрали людей, провели съезд — все, разъехались в регионы, начали работать.
М.Ц. А что, так устали все за несколько месяцев выборов?
Е.Р. Понимание должно быть. Пока нет понимания — куда двигаться? Маш, ну, куда двигаться? Можно бежать, но куда бежать-то?
М.Ц. Подожди, как он шел на президентские выборы, без понимания того, куда он двигаться собирается?
Е.Р. Он шел на президентские выборы — ему было совершенно понятно, что делать. Мы с ним разговаривали, он говорит: да, после президентских выборов возникает вакуум, ну, можно зарегистрироваться и сесть на жердочку между Зюганычем и Мироновым.
М.Ц. Ему было понятно, что делать, — это прийти и посветить лицом, это прийти и оттянуть голоса какие-то, просто выступить на выборах. Значит, реально никакой платформы вообще за ним не было.
Е.Р. Маша, не согласен.
М.Ц. Ты только что это сказал.
Е.Р. Неправда, Маша, я так не говорил. У него платформа, вот он как первый раз задекларировал то, что он считает нужным, он до сих пор ни на миллиметр не отошел.
М.Ц. Ты себе противоречишь. Хорошо.
Е.Р. Нет, подожди. Платформа может быть у тебя всю жизнь. А политические действия совсем другие. Это разные вещи. Он увидел, когда и как можно выступить, — все, партия была создана еще летом. Съезд объявили на октябрь. Сделали. Когда надо было — вышли на Болотную площадь. Когда не было понимания, ну, нет понимания, непонятно, что происходит…
М.Ц. Прохорова не было на Болотной площади.
Е.Р. Прохоров был на Сахарова, я там сам был. И Прохоров был на Болотной. Прохоров был на Болотной. Это я тебе говорю, я там с ним был, я же видел это все.
М.Ц. Хорошо, ладно, значит, я… Хорошо, давай немножко сменим тему. Скажи, пожалуйста, если тебя назначили бы главой ФСКН, что бы ты сделал?
Е.Р. Вообще, Михаил мой товарищ, и я бы попросил…
М.Ц. На твоего товарища не буду. Хорошо. На федеральном уровне какие, на твой взгляд, нужны меры для того, чтобы решить проблемы?
Е.Р. Ты знаешь, я скажу тебе по-честному. Последнее время на федеральном уровне очень разумные инициативы звучат. Это обязательное тестирование для подростков и школьников на уровне диспансеризации. Потому что тестирование… Если мы собираемся бороться с проблемой, у нас должно быть понимание. Тестирование даст понимание. То есть, именно обязательное тестирование.
М.Ц. Чтобы понять что: масштабы катастрофы, возраст вхождения в наркоманию, и так далее? Социальный такой должен быть проект.
Е.Р. Да, конечно. Совершенно правильно. И если мы считаем наркоманию заболеванию — чем раньше мы поставили диагноз, тем проще человека вылечить. Правильно?
М.Ц. Да.
Е.Р. Второй момент. Это еще очень мощная профилактическая мера — наличие тестирования. Ну, поверьте, что это так. То есть, это первое, но Дума это сделала уже, внесен законопроект. С 1 января 2013-го года вступает в силу закон об ужесточении санкций за торговлю наркотиками, вплоть до пожизненного. Там, правда, размеры такие по пожизненному, там героина должно быть десять…
М.Ц. Это как уголовная ответственность для пьяных водителей.
Е.Р. Слушай, если по-честному, уголовная ответственность для пьяных водителей — ее нужно вводить жесточайшую, и права с первого раза забирать.
М.Ц. Да, но если не вводить 0,2 промилле, то можно посадить человека, который, ну, просто не знал, что у него до сих пор есть какой-то там минимальный промилле в крови.
Е.Р. А не фиг с похмелья за руль садиться. Пьяный за рулем — убийца. И с похмелья то же самое. И не хрен садиться. Если ты пил накануне — не садись за руль. Вот ноль промилле — я понимаю, почему ноль промилле. Потому что будет даже если 0,1, то сразу будут говорить, считать, а сколько можно. Да ни сколько нельзя. Если ты садишься за руль — будь трезвый.
М.Ц. Есть убеждения, а есть — научные данные. Нельзя подменять одно другим. Если говорить только об ужесточении, то можно с воровством бороться, отрубая руки. Один раз одной руки будет вполне достаточно для того, чтобы человек не попробовал украсть еще что-то. Скажи, пожалуйста, как ты относишься к каким-то незапретительным гуманным методам спасения наркоманов? Раздавать шприцы, чистые, в аптеках, на каждом углу… То есть, не добивать тех, кто уже сейчас…
Е.Р. Маша, раздача шприцов — это побуждающий мотив, просто чтобы вот… Все должно применяться в комплексе. Но вот эти все подлые программы… Друзья, коротко, вот Маша мне задает вопрос, объясняю очень коротко.
М.Ц. Только не митинг.
Е.Р. Приходят тетки ко мне, такие тетки приходят, получают какое-то финансирование из Америки, такие бодрые тетки, на чужие деньги, вот знаете, из тех, которые зубы сушат, скалятся такие, улыбаются. Говорят: здравствуйте, мы представляем такую организацию, мы за снижение вреда от наркотиков. Я говорю: о как, а снижением вреда от убийств вы не занимаетесь? — Ну, что вы, мы же делаем одно дело. Я говорю: нет, мы заставляем людей бросить колоться, а вы их учите, как правильно колоться. Вот я, говорю, сейчас могу позвать…
М.Ц. Люди будут спасены от СПИДа, от побочных заболеваний?
Е.Р. Маша, дай договорить, пожалуйста, спасибо. И я говорю: смотрите, вот сейчас у нас прошла оперативка, люди здесь, вот я сейчас зайду — и в кабинет не влезут люди сейчас, которые не колются сейчас. Вот вы их всех видите кого вокруг — они сейчас не колются. Если бы ваши козлячьи программы действовали, они бы все знали, как правильно колоться. Есть разница, или не знают, как правильно колоться, или они не колются? Маша, вы со мной согласны, ты со мной согласна? Согласна, спасибо, Маша.
М.Ц. Лучше не колоться.
Е.Р. Конечно.
М.Ц. Спасибо. Это был «Предметный разговор». Мария Цыбульская, Евгений Ройзман. Всего хорошего.
|