Оригинал Марина Кудимова , «ИД Свободная пресса» – svpressa.ru 14.10.2014 12:23
Марина Кудимова к 200-летию Лермонтова
Людей, сыгравших в судьбе Лермонтова сколь-нибудь значительную роль - и хорошую, и дурную - часто звали Николаями.
Начать с того, что так звали Царя. Лермонтов встречался с Николаем I дважды, оба раза на обедах. 11 марта 1830 г. Николай I без предупреждения, без свиты посетил Московский университетский благородный пансион. При входе Императора встретил только старый сторож. Николай был поражен вольными порядками пансиона, поскольку шла перемена, и в коридоре кипела толпа пансионеров. Среди них наверняка был и Лермонтов.
После дуэли с де Барантом на докладе генерал-аудиториата по делу Лермонтова, который предлагал продержать Лермонтова три месяца на гауптвахте, рукой Царя начертано: «Поручика Лермонтова перевесть в Тенгинский пехотный полк тем же чином…. Николай. С.-Петербург 13 апреля 1840». Военный министр А. И. Чернышев сообщил вел. кн. Михаилу Павловичу, что Николай I «изволил сказать, что переводом Лермонтова в Тенгинский полк желает ограничить наказание».
Стихи «На смерть поэта» Николай I оценил как «бесстыдное вольнодумство, более чем преступное» и приказал лейб-медику выяснить, не сошел ли Лермонтов с ума. Подчеркнем, что всего три месяца назад подобный диагноз вынесли Чаадаеву, о котором скажем ниже.
В 1841 г. Николай Павлович, заметив, что поручик Лермонтов не находился при своем полку, написал резолюцию: «Зачем не при своем полку? Велеть непременно быть налицо во фронте, и отнюдь не сметь под каким бы ни было предлогом удалять от фронтовой службы при своем полку». Это распоряжение было получено на Кавказе уже после гибели Лермонтова и под «фронтом» Государь разумел не боевые действия, но караульно-уставные. Фразу Николая I «собаке – собачья смерть» передал семье Карамзина (тоже Николая) полковник Иван Лужин, флигель-адъютант Императора, якобы в Зимнем дворце слышавший это своими ушами. Царю, конечно, не глянулся роман «Герой нашего времени». Но отвратительные слова в адрес поэта оставим все же на совести флигель-адъютанта.
Училище, которое окончил Лермонтов, впоследствии назвали Николаевским.
По случаю рождения Лермонтова на квартире его отца молитствовал протоиерей Николай Петров. Он же крестил новорожденного раба Божия Михаила.
В Московском Благородном пансионе с Лермонтовым учился Николай Сатин (впоследствии они встречались на Кавказе). Сатин написал мемуары и посвятил Лермонтову плохие и пламенные либеральные стихи:
Когда поэт, сознав свое призванье,
Свой приговор народу возвестит, —
Как мощно он стихом негодованья
Народ бичует и клеймит!
Кто б ни был тот народ, — что нужды для поэта!
Поэт в сей миг не франк, не славянин,
Одною истиной душа его согрета,
Он человек, он мира гражданин!
Но горе, если он в сужденьях увлечется
Народною иль личною враждой!
На грозный суд его кой-кто лишь улыбнется
И грозный стих над целью пронесется
Хоть звучною, но слабою струной.
В Московском университете в 1832 г. начал чтение курса теории изящных искусств и археологии Николай Надеждин, тот самый, который вскоре станет редактором журнала «Телескоп» и опубликует «Философические письма» Чаадаева. Среди его слушателей были Белинский, Станкевич, Константин Аксаков, Осип Бодянский. По всей вероятности, бывал на лекциях и Лермонтов. Лекции Надеждина были блестящими импровизациями, поражавшими слушателей, хотя многие из них потом не могли воспроизвести ни одной мысли, в них содержащейся. В 1836 г. «Телескоп» был запрещен, а Надеждин сослан в Усть-Сысольск. Б. Эйхенбаум называл Чаадаева «учителем Лермонтова». Некоторые исследователи считают, что Чаадаеву посвящено лермонтовское стихотворение:
Великий муж! здесь нет награды,
Достойной доблести твоей!
Ее на небе сыщут взгляды
И не найдут среди людей.
Но беспристрастное преданье
Твой славный подвиг сохранит,
И, услыхав твое названье,
Твой сын душою закипит.
Свершит блистательную тризну
Потомок поздний над тобой
И с непритворною слезой
Промолвит: «Он любил отчизну».
Тот же Эйхенбаум отметил, что в 1816—1817 гг. «Чаадаев служил в том самом лейб-гвардии полку, в котором потом служил Лермонтов. Это тоже могло влиять на отношение Лермонтова к Чаадаеву: в полку сохранились воспоминания о Чаадаеве и личные связи с ним».
Лермонтова в школьном лазарете навещал дальний родственник его бабушки Николай Анненков с молодой женой Верой. Лермонтов, бывая в Москве, у него обедал. Анненков сделает блестящую карьеру, станет адъютантом Великого Князя Михаила, генерал-губернатором Юго-Западного края, государственным контролером империи, но в описываемую пору он – начальник штаба 6-го пехотного корпуса. Вера Ивановна оставила о посещении воспоминания: «Однажды к нам приходит старая тетушка Арсеньева вся в слезах. «Батюшка мой, Николай Николаевич! — говорит она моему мужу. — Миша мой болен и лежит в лазарете школы гвардейских подпрапорщиков!»…
Мой муж обещал доброй почтенной тетушке немедленно навестить больного юношу в госпитале школы подпрапорщиков и поручить его заботам врача.
Корпус школы подпрапорщиков находился тогда возле Синего моста; позднее его перевели в другое место…
Мы отправились туда в тот же день на санях.
В первый раз я увидела будущего великого поэта Лермонтова.
Должна признаться, он мне совсем не понравился. У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некрасив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько даже неблагородно.
Мы нашли его не прикованным к постели, а лежащим на койке и покрытым солдатской шинелью. В таком положении он рисовал и не соблаговолил при нашем приближении подняться. Он был окружен молодыми людьми, и думаю, ради этой публики он и был так мрачен по отношению к нам, пришедшим его навестить.
Мой муж обратился к нему со словами привета и представил ему новую кузину. Он смерил меня с головы до ног уверенным и недоброжелательным взглядом. Он был желчным и нервным и имел вид злого ребенка, избалованного, наполненного собой, упрямого и неприятного до последней степени».
А еще у Николая Анненкова была сестра Варвара, поэтесса. Они с Лермонтовым вместе сочинили пародию на балладу Жуковского «Смальгольмский барон» и посвятили ее Александре Верещагиной, родственнице и приятельнице Лермонтова. Баллада Жуковского начинается стихами: «До рассвета поднявшись, коня оседлал...». Первые строки пародии, принадлежащие Лермонтову, таковы:
До рассвета поднявшись, перо очинил
Знаменитый Югельский барон.
И кусал он, и рвал, и писал, и строчил
Письмецо к своей Сашеньке он.
В конце на оригинале – приписка: «Сочинено Михаилом Лермонтовым и Варварой Анненковой в то время, когда я читала письмо от моего жениха».
Варвара Николаевна написала и отклик на гибель Лермонтова, по сути, посвященный его неутешной бабушке:
Утешь ее! Утешь! Явись во мраке ночи,
Когда смыкаются задумчивые очи,
Когда создание почиет в тишине,
Явись страдалице, утешь ее во сне.
Князь Николай Манвелов, генерал-лейтенант, а некогда – соученик Лермонтова по Школе юнкеров, нашел завалившуюся «за шкапик» тетрадку с рисунками поэта, не потерял ее и почти через полвека (1889 г.) отослал в первый лермонтовский музей. Манвелов, в отличие от многих, Лермонтова любил и дорожил памятью о нем: «…считаю себя счастливым, что могу с своей стороны принести музею в дар сохранившийся у меня экземпляр с собранием рисунков, составляющий ныне весьма, может быть, редкий памятник этого рода художественных дарований незабвенного поэта, доставшийся мне благодаря особой счастливой случайности».
Кузен Лермонтова, поступивший в Школу годом позднее него, Николай Юрьев, отдал Осипу Сенковскому, редактору журнала «Библиотека для чтения», поэму «Хаджи Абрек» - так появилась первая серьезная публикация Лермонтова. Говорят, Юрьев, прекрасный декламатор, так зачитал хитрющего Сенковского стихами Лермонтова, что тот согласился печатать каждую строчку из-под его пера («если цензура разрешит»).
А первая домашняя публикация Лермонтова случилась в Тарханах в рукописном журнале «Утренняя заря», выходившем под редакцией соседа бабушки, Е.А. Арсеньевой, Николая Давыдова, который общался с Лермонтовым не только в Тарханах, но и в Москве, а по некоторым данным Лермонтов бывал и в имении Давыдовых в Пачелме.
В 1830 г. в Севастополе во время чумного бунта был убит первый севастопольский военный губернатор Николай Столыпин — родной брат бабушки Лермонтова, генерал-лейтенант, герой Отечественной войны 1812 года, кавалер орденов Святого Георгия. Карантинные меры в связи с распространением эпидемии в городе предпринимались, возможно, и преувеличенно жесткие. Город мало-помалу превращался в тюрьму. День карантина обходился казне в 170 рублей – цифра по тем временам астрономическая. Городские чиновники не преминули воспользоваться щедрыми субсидиями и объявляли каждого мертвеца жертвой чумы. Бунт разгорелся в Корабельной слободке, когда населению было запрещено покидать жилища. Толпа ворвалась в дом губернатора, Столыпина вывели на улицу и забили дрекольем и камнями.
Варвара Лопухина, пожизненная любовь Лермонтова, вышла замуж за Николая Бахметева. Странно: неужели никто не замечает при сравнении портретов, как внешне похожи «некрасивый» Лермонтов и красавица Лопухина? Ей посвящены поэмы «Измаил-Бей» и «Демон» и многие стихи:
У ног других не забывал
Я взор твоих очей;
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней...
Бахметев и его родственники не допускали упоминания в печати об отношениях Вареньки и Лермонтова.
В лейб-гвардии Гродненском гусарском полку Лермонтов поселился вместе с Николаем Краснокутским в так называемом «доме сумасшедших» для холостых офицеров. Этот Краснокутский сделал подстрочный перевод сонета А. Мицкевича «Вид гор из степей Козлова», и Лермонтов тогда же перевел это стихотворение под тем же названием. Командиром полка был генерал-майор Николай Плаутин. Он требовал разжаловать Лермонтова в рядовые после дуэли с де Барантом.
Последний вечер в мае 1840 г. перед отъездом на Кавказ, откуда ему не суждено было вернуться живым, Лермонтов провел в доме писателя Николая Павлова. Славянофил Юрий Самарин записал: «Он уехал грустный. Ночь была сырая. Мы простились на крыльце».
Дорога, близ которой состоялась роковая дуэль между Лермонтовым и Мартыновым, вела в немецкую колонию Николаевскую. Население составляли саратовские немцы, переселившиеся сюда в 1835 году и проживавшие до выселения в 1941 году. О том, что Россия уделяла серьезное внимание переселению немецких колонистов на завоеванные ею земли Закавказья, свидетельствует распоряжение императора Александра I выделить на их обустройство из государственной казны 100 тыс. руб. серебром. Самой первой самостоятельной иностранной колонией здесь стала колония Каррас, основанная шотландскими миссионерами. Не забудем, что род Лермонтовых происходил из Шотландии
Убийца Лермонтова Мартынов носил то же самое имя.
На снимке в открытие статьи: репродукция портрета М.Ю. Лермонтова работы художника Кирилла Горбунова/ Фото: РИА Новости
|